Posted 26 января 2018, 10:58
Published 26 января 2018, 10:58
Modified 14 декабря 2023, 16:03
Updated 14 декабря 2023, 16:03
- Владимир Георгиевич, ваш медицинский центр достаточно известен не только в Свердловской области, но и в других регионах УрФО. Что его отличает от прочих, на ваш взгляд?
- Прежде всего - технологии, которые имеются в нашем центре. Наши наработки, которые мы можем предложить и которые, насколько мне известно, в нашей медицинской среде нечасто предлагаются пациентам. И, конечно, персонал. Мы несём ответственность и за результат. А так как у нас структура коммерческая, то помимо результата мы отвечаем и за комфорт пациента и всеми силами стараемся минимизировать неприятные ощущения. А тем более болевые ощущения сделать наименее заметными для пациента.
- Совсем-то без боли ещё никак?
- Можно. Если сильно постараться, то можно. Но выключение болевых ощущений полностью негативно сказывается иной раз на результатах. Потому что боль, как и многие другие реакции организма, - это защитная реакция. И она защищает не только организм в целом от воздействия каких-то неблагоприятных факторов, но и защищает нашу проделанную работу от необдуманных поступков и действий пациента. Как сдерживающий фактор.
- Вот тут поясните, пожалуйста…
- Если у пациента ничего не болит, то рекомендации врача после проведённого лечения, которые выдаются каждому пациенту, теряют свою ценность и значимость. Ведь не болит! Поэтому мы будем свой кусательно-режущий аппарат включать на полную мощность - всё то, что доктором тончайшими нитями на тканях и слизистой оболочке ушито, уложено, как требуется, собрано аккуратненько. Нужно только неделю выдержать, высидеть, выходить, холить и лелеять. Но ведь не болит - и «хлеборезка» пошла работать на полную мощность. А потом доктор расстраивается и пациента расстраивает, когда у того всё начинает высыпаться. Поэтому я иной раз целенаправленно не стремлюсь к тому, чтобы полностью выключить какие-то болевые ощущения или просто сделать своё участие в каком-то процессе менее заметным в послеоперационном периоде. Просто как сдерживающий фактор для необдуманных решений, поступков пациента. То есть, мы просто разумно выстраиваем с пациентом если не дружественные, то хотя бы партнёрские отношения, чтобы пациент нас слышал, слушал и понимал, к чему мы идем и каким путем мы будем достигать результата.
- Ну, вот и расскажите про путь. Про результаты и про технологии, которые применяются. Чем вы больше всего гордитесь из того, что у вас есть?
- Мы гордимся тем, что работаем в тандеме с квалифицированными докторами ЛОР-отделения. У нас два совершенно замечательных доктора работают - Арамазд Абовович Буниатян и Александр Юрьевич Шишков. Они принимают и взрослых, и пожилых, и детей с самого раннего возраста. Все свои вмешательства проводят при помощи эндоскопической техники. У нас есть две эндоскопических стойки, каждая стоит больше 5 млн рублей. Одна стоит в операционной и широко используется для того, чтобы через маленькую-маленькую дырочку или прокол навести порядок в верхнечелюстных пазухах, в лобных пазухах, в лабиринте решетчатой кости. Чтобы посмотреть в самые потаенные, отдаленные отделы носоглотки.
- Насколько мы себе представляем, этот метод наименее травматичен для пациента.
- Да, мы стараемся и будем стараться все мероприятия, все процедуры проводить из минимальных доступов с максимальным охватом. Поэтому большинство пациентов после операции на следующий день встают и спокойно уходят. И редко когда они уходят с какими-то тампонами в носу. Наши технологии позволяют пациенту в кратчайшие сроки восстановить свою работоспособность, а нам позволяют расстаться с пациентом в том периоде, когда мы еще не успели друг другу надоесть.
- Но наверняка не с каждой проблемой можно справиться так быстро?
- Конечно. Есть некоторые пациенты, у которых мы не можем всё и сразу сделать. Приходится иной раз и год с пациентом заниматься, и полтора года. Особенно если есть задача, связанная со сложным протезированием. Всё это нужно выходить, выносить, чтобы дозрело. С психологической точки зрения для пациента это бывает непросто. И можно и нужно его понять, когда через год-полтора лечения у него возникает совершенно здоровое желание взять доктора двумя руками за шею и немножечко потрясти. Поэтому максимум вопросов, которые можно решить за один заход, мы стараемся решить за один заход. Вот пациент пришел с тремя или четырьмя проблемами, мы с ним занимаемся под общим обезболиванием полтора-два часа, но мы эти четыре основные проблемы с ним решаем.
- Приведите пример.
- Например, сначала ЛОР-врач смотрит пациента, готовит его к предстоящему вмешательству, санирует придаточные пазухи нехирургическим путем, терапевтическим - перемещение жидкости, промывание, назначение медикаментозной терапии. Потом приходит челюстно-лицевой хирург, всё, что осталось от зубов, и имеющиеся свои плохонькие зубы выносит, одним махом ставится требуемое количество имплантатов, и на следующий день пациент получает зубной ряд. Вот такая вот ситуация - она самая благоприятная, самая быстрая. И, как ни парадоксально прозвучит, наименее рискованная, с максимально быстрым получением результатов.
- То есть, можно прийти к вам с плохими зубами и на следующий день выйти с хорошими?
- Самый длительный период, когда пациент в функциональном плане реабилитирован, это четыре дня. Когда есть какие-то особенности прикуса, перестройки в височно-нижнечелюстном суставе, технологические или технические трудности, не позволяющие быстро и просто взять и сделать. Это какие-то эксклюзивные, очень индивидуальные работы. Но таких немного. Большинство пациентов получают свой новый зубной ряд буквально на следующий день. Часть пациентов получает в этот же день. То есть, утром мы оперируем, а вечером он уже с зубами - и смотрит, кого бы прикусить. Ну и, как правило, через две недели никаких следов насилия на лице - все улыбаются, не скрывая своих новоприобретенных зубов.
- В обычных государственных поликлиниках, больницах могут всё это сделать?
- Нет. Потому что обычные поликлиники и технологически, и кадрово, и финансово не готовы к освоению таких технологий и поддержанию технического уровня и уровня подготовки сотрудников на достаточной высоте. И не готовы постоянно заниматься обучением своих сотрудников в той мере, в которой у нас это происходит. Очень простой пример. Я учился в Испании в 2013 году. На мое обучение было потрачено по тем деньгам 250 тысяч рублей. У меня коллега учился в Португалии, на его обучение было потрачено в позапрошлом году 280 тысяч рублей. Свои знания мы привезли сюда, поделились с коллегами - это по вопросам сложного тотального протезирования зубных рядов при полном отсутствии или при полной атрофии костных структур челюсти. А набор инструмента, который необходимо использовать для реализации таких хирургических протоколов стоит порядка 210 тысяч рублей. Его нужно постоянно обновлять. Большинство протоколов подобных лечебных планов можно реализовать только под общим обезболиванием. Это значит, что нужен наркозный аппарат - 6-8 млн рублей. Квалифицированный анестезиолог, квалифицированная сестра, оборудованная операционная, лицензирование. Это цифры, которые получаются достаточно волшебными. А у государственных клиник другие задачи, другая система финансирования, другая оплата за их работу. И как только какой-то сотрудник проходит качественное обучение, его стоимость вырастает. И сотрудник прекрасно понимает, что свой труд он может продать гораздо дороже, чем в обычной поликлинике.
- И уходит..
- Да, уходит. А текучка кадров в медицине очень опасна. Например, хороший врач должен воспитать своего ассистента. Потому что врач, когда «сидит в зубе», он вокруг себя ничего не видит. Ассистент по жесту должен понимать, что на том или ином этапе нужно врачу подать. Это очень непросто. У меня ушло 1,5 года, чтобы моя операционная ассистентка начала понимать меня без слов. Сейчас мы на интуитивном уровне работаем. Она видит, что я делаю, и в каждый момент подает то, что нужно, либо выполняет какое-то действие, которое логически необходимо в данный момент. Работа врача становится адской, если нет команды, нет «твоего» сотрудника. Поэтому это всегда большая драма, если кто-то из таких сотрудников уходит. Я знаю людей, признанных на российском стоматологическом уровне и на международном, которые работают друг с другом десятилетиями. Они становятся как близнецы, их не разорвать. И именно они делают шедевры.
- Но на «северах» же всё укомплектовано лучше, чем в Свердловской области. И зарплаты у врачей повыше.
- Лучше, выше. Но то, какие пациенты приезжают оттуда, выдаёт наличие большой системной проблемы. Нет единой школы, изначальной клинической базы, чтобы сотрудники приходили из одного медицинского вуза. Кто из Питера, кто из Омска, из Смоленска, из Тюмени… Люди приехали, работают в небольших городках и делают только то, чему их научили. Нет взаимодействия, взаимопонимания, состыковки разных школ. Нет объединяющего фактора. Разные школы – разная технология. А чтобы какая-то технология заработала - нужен поток. Чтобы набить руку, наработать свои ошибки, сделать выводы и больше этих ошибок не совершать. А когда потока нет, отсутствует и разнообразная практика. Я знаю ситуацию, когда доктор один освоил новую технологию и поставил пациенту 25 или 30 скуловых имплантатов. И сказал - всё, идите протезируйтесь. Приходит человек к ортопеду, открывает рот… А ортопед смотрит в ужасе - он не знает, как с этим быть, он никогда этого не делал… Во многом поэтому многие пациенты из Югры и с Ямала летают лечиться в Москву, в Питер. А мы предлагаем - в Екатеринбург.
- Почему вы считаете, что Екатеринбург предпочтительнее?
- В Питере и Москве такие услуги стоят дороже примерно в два раза. То, что мы здесь предлагаем за 350-400 тысяч рублей (это, например, восстановление верхнего зубного ряда на четырех имплантатах), там стоит 750-800 тысяч.
- Если ваши услуги не хуже по качеству, то почему такая разница? У вас мало пациентов?
- Пациентов много, я оперирую ежедневно. И у меня было бы еще больше операций, если бы в нашем регионе доходы у населения были бы немножко выше. При сегодняшнем уровне доходов жителей Свердловской, Челябинской, Курганской, Пермской областей я не могу поднять цены. В плане бизнеса я ничего не потеряю: ко мне придут два человека, я возьму с них как с четверых. Но я потеряю, скажем так, в набивании руки, в отработке каких-то моментов. Я потеряю в информационном плане, потому что пациенты поделятся с 10-15 своими знакомыми, близкими, родственниками, коллегами. А если я в два раза меньше получу лояльных пациентов, мое информационное поле сузится.
- Есть ли у вас какие-то незыблемые правила, по которым вы работаете с пациентами?
- Я всегда любому пациенту буду стараться помочь в силу своей компетенции и своих возможностей, но никогда не буду делать то, что не считаю правильным и необходимым в данный момент. Есть такой избитый, заезженный постулат для медицины, одна из заповедей врача - не навреди. Важно понимать, что поправляя функцию, мы человеку можем сломать сознание. Я приведу пример. Люди привели на консультацию по протезированию свою пожилую маму, ей около 80 лет. Говорят - дескать, у неё во рту уже ничего не держится. Спрашиваю у неё самой: «Что вас беспокоит?» - «Ничего не беспокоит». На букве «т» у неё слетает верхний протез. Она его на лету ловит и обратно вставляет. И за десять минут разговора эта оказия повторилась ещё два раза. И я понял, что она этот момент не отражает, это происходит у нее рефлекторно, как дышать, как моргать. И её всё устраивает. Я потом выхожу к ее детям и говорю: «Мы, конечно, вашу маму можем запротезировать, но вы с ума сойдете, пока она привыкнет. Ещё раз подумайте - надо ли ломать её привычки, если это ей не мешает ни общаться, ни функционировать». К этим вещам нужно просто разумно подходить. Мы нацелены на то, чтобы либо сохранить качество жизни человека, либо его повысить.
Медицинский центр «Гарант» (лицензия на осуществление медицинской деятельности №ЛО-61-01-003679 от 06.11.2015 г.). Екатеринбург, ул. Опалихинская, 42. Телефон: +7 (343) 272-03-40. Имеются противопоказания, необходима консультация специалиста.
партнёрская публикация
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: