Posted 29 августа 2019,, 07:03

Published 29 августа 2019,, 07:03

Modified 15 сентября 2022,, 20:24

Updated 15 сентября 2022,, 20:24

«Нефть никогда не кончится»

29 августа 2019, 07:03
Интервью с кандидатом экономических наук, доцентом факультета мировой экономики и мировой политики Высшей школы экономики Олегом Анашкиным.

Тенденция снижения добычи нефти наблюдается в ХМАО с июня 2008 года. Изменить ее удалось только в 2018 году, когда показатель вырос относительно 2017 года на 0,5%: с 235,3 до 236,4 млн тонн. По информации регионального департамента недропользования, снижение нефтедобычи было связано с постепенным истощением старых месторождений и медленным вводом новых запасов углеводородов.

В 2018 году ситуацию удалось изменить благодаря рекордному объему эксплуатационного бурения в 2017–2018 годах и вводу новых добывающих скважин (с начала 2018 года в округе введено в разработку 3 новых месторождения: Западно-Чистинное — ОАО «Славнефть-Мегионнефтегазгеология»; Восточно-Охтеурское — ООО «Славнефть-Нижневартовск»; Западно-Семивидовское — ООО «ЛУКОЙЛ-Западная Сибирь»).

Пока тенденцию увеличения добычи удается поддерживать. С вопросом о том, насколько долго это продлится и как сделать так, чтобы не повторилась ситуация долгосрочного падения, мы обратились к доценту кафедры экономики ВШЭ Олегу Анашкину.

В департаменте экономики ХМАО отчитались о росте темпов добычи нефти. В 2018 году, впервые за 10 лет, был прирост. Это наблюдается по всей стране?

Да, есть тенденция к увеличению. И в этом году еще больше набурили.

Что нужно делать, чтобы не допустить возвращения ситуации долгосрочного падения?

Бурить новые месторождения.

Насколько это возможно и экономически выгодно?

Намного возможно, поскольку эти месторождения мелкие, должна быть программа по освоению пула мелких месторождений. Большие крупные месторождения все уже более-менее задействованы, и вряд ли новые подобные появятся, а вот несколько мелких рядом можно попытаться разрабатывать.

Экономически там другие вещи интересны, потому что появляются новые технологии, способы удешевления добычи, удешевления себестоимости. Месторождения становятся более мелкими, вроде бы эффект масштаба пропадает и себестоимость повышается. Но новые технологии и новые знания позволяют удешевлять процесс. Объединение их в единую инфраструктуру спасает денежки.

А насколько сегодня эти новые технологии внедряются у нас?

Внедряются, разумеется. В этом все заинтересованы. Вы же понимаете, что любая добыча облагается налогом, единственный способ компании нарастить оборотные средства - это увеличение объемов. Поэтому все они в этом заинтересованы и ищут способы, как это сделать. Ведь от налогов не убежишь, и это уголовно наказуемо, так система построена. Либо надо добиваться льгот, тогда у тебя появятся какие-то запасы, либо ну никак ты не спрячешь: добыл тонну, должен НДПИ, если на экспорт, то таможенную пошлину, все должен. С этой стороны никак дополнительный денежный поток не сформируешь.

Для того чтобы компании увеличить свой доход, ей надо больше добывать, а не ждать, когда цена на нефть вырастет.

Почему только в 2018 году ситуация начала меняться в сторону увеличения добычи, эксплуатационного бурения? Что до этого мешало?

Это стечение обстоятельств. Это же инерционный процесс. В 2014 году был кризис, упали все дополнительные бурения, все сократилось в разы. И только с 2015 года начало все оживать. Кто больше всего пострадал в этой ситуации? Сервис. Стали мало платить, сокращать работников, стали заказы сокращаться и объемы бурения, как следствие. С 2015 года начали заново запускать процесс. Пока завезли оборудование, подготовили все, начали бурить, вот только к 2018 году набурили.

Еще одним фактором падения добычи нефти называют реализацию соглашения по сокращению добычи нефти между странами ОПЕК и не ОПЕК.

Да, так попытались сократить количество нефти, поступающей на рынок. В связи со сланцевой революцией, вываливанием американской нефти на рынок произошел переизбыток ее на рынке. Это привело к падению цены мирового рынка. В этом никто не заинтересован.

У нас-то видите какой волшебный механизм есть: Набиуллина с Путиным приняли решение и девальвировали наш рубль, с 30 до 60 рублей. Это привело к тому, что себестоимость добычи сразу снизилась наполовину за счет уменьшения стоимости труда работников: они получали 1000 долларов, теперь стали получать 500 за ту же самую работу. А у других нет такого механизма.

В той же самой Саудовской Аравии, у них тоже бюджет трещит при низкой стоимости и они заинтересованы в сохранении нормальной цены. Поэтому страны договариваются. Американцы вываливают на рынок свою нефть, сейчас они еще больше будут объемы увеличивать. Тут нужно смотреть, сколько нефти рынок проглотит, а много он не проглотит, что приведет к снижению цены на легкую нефть. Спрос-предложение, рынок работает.

То есть сейчас добыча нефти растет за счет роста объемов разведочного и эксплуатационного бурения?

Разведочное — новые месторождения, которые будут включаться, потому что выходят старые; эксплуатационное — это разбуривание и новых месторождений, и старых через появление технологий, которые захватывают те хвосты, которые ранее не были досягаемыми. Сейчас горизонтальными скважинами можно было бы подобрать много хвостов. На самом деле здесь интересен пример Азербайджана, 20 лет назад у него добыча падала. Потом он пустил к себе более 30 зарубежных компаний, они нарастили добычу, используя новые методы на старых месторождениях. Они добыли, но сейчас опять все валится, потому что старые скважины выработали весь свой ресурс. Надо выходить на новые месторождения, которых там нет.

А у нас опыт Азербайджана вводится? Старые скважины, новая нефть оттуда еще извлекается?

И новые скважины, и старые, и умные скважины, все у нас есть, этим занимается народ. Все заинтересованы в повышении нефтеотдачи. Это очень интересный процесс. И к Баженовской свите подбираются, ищут ключ. Если мы найдем такой же ключ, который американцы нашли к своей сланцевой нефти, то мы на долгое время тоже обеспечены будем близкой нефтью. Потому что инфраструктура в Западной Сибири имеется, а там запасы многомиллиардные. Нужно только научиться ее брать, а мы пока не умеем.

То есть нефть-то у нас пока не кончится? Ведь есть скептики, которые регулярно говорят, что две трети запасов нефти в России — это сланцевая и шельфовая нефть, а технологий ее добычи у нас нет. Оставшейся же легкой нефти при текущем уровне добычи хватит на 18 лет, потом нефти не будет вообще.

Нефть никогда не кончится. Скорее спрос на нее кончится, ведь на все когда-то заканчивалось. Когда-то на дрова был спрос, потом на уголь, потом на мазут.

И на сколько хватит спроса на нефть?

— Закончится спрос на нефть как на топливо. Помните выражение Менделеева: топить нефтью, все равно, что топить ассигнациями. Конечно, спрос будет больше на нефтехимию, на пластмассы, на инструменты, на какие-то материалы. Для этого будет нефть использоваться больше. А топить ей уже не будут.

Если будет падать спрос на нефть, значит ли это, что сейчас нужно переориентировать экономику той же самой Югры и других нефтедобывающих регионов в сторону чего-то еще? Или пока достаточно заниматься тем, чем они занимаются?

— Хороший вопрос. Это вопрос о различиях подхода плановой и рыночной экономик. Мы перешли к рыночной экономике больше 20 лет, а до сих пор института и инфраструктуры не создали. До сих пор нет понимания развития таких регионов. Конечно, если бы это была плановая экономика — это ответ один, а при рыночной ответ совершенно другой. Рыночная экономика занимается только теми вопросами, которые экономически целесообразны, сейчас идет программа по развитию Крайнего Севера. Какими коврижками можно уговорить туда поехать, потому что регион надо развивать? В плановой экономике можно было деньгами стимулировать, потому что уровень жизни по всей стране был однообразен, туда завозилось больше дефицитных товаров, повышали зарплату, был северный стаж, длинный отпуск. Много всего, за счет чего люди могли туда поехать. Сейчас этого нет.

То есть сейчас нефтяные регионы доживают на том, что есть? А что дальше, пока непонятно.

— Мало того, что доживают. О них мало кто беспокоится. Пример того же Ходорковского (Михаил Ходорковский, в 1997-2004 гг. был совладельцем и главой нефтяной компании «ЮКОС»), как он эксплуатировал месторождения. У таких людей как Богданов (Владимир Богданов, генеральный директор и совладелец ПАО «Сургутнефтегаз» - прим.ред.) и Алекперов (Вагит Алекперов, президент ПАО «ЛУКОЙЛ» - прим.ред.) есть понимание условий жизни в Сибири и на Севере. Потому что Богданов там и живет, а Алекперов там начинал. И они понимают, чтобы люди нормально жили, у них должны быть нормальные дома, квартиры, инфраструктура, Дома пионеров, поликлиники, школы и все на свете, а в это надо вкладывать. А когда ты уже со стороны, то тебя это не волнует, не интересует. Ты о людях уже не думаешь: одни уволятся или подохнут, ну приедут другие. Так что пока Богданов и Алекперов живы, Роснефть вкладывает, регионы будут существовать относительно неплохо. Но уже население сокращается, дети оттуда уезжает, а молодежь не приезжает.

В настоящее время доля Югры в общероссийской добыче нефти составляет около 43%. Более 80% ее производства в округе приходится на «Роснефть», «Сургутнефтегаз» и «ЛУКОЙЛ». Добычу также ведут «Славнефть», «Русснефть», «Газпром нефть», «Томскнефть», «Салым Петролеум Девелопмент Н.В.», «Башнефть» и ряд независимых недропользователей.

Они же являются основными налогоплательщиками региона. Всего в ФНС Югры за первое полугодие 2019 года поступило 1 815 798 590 тысяч рублей, 1 610 352 235 тысяч рублей — от 20-ки налогоплательщиков, куда как раз и входят все нефтедобывающие компании.

"