Член Общественной палаты Югры сургутянин Эдуард Логинов стал широко известен после ответа многодетным семьям, что государство не обязано им помогать. Несмотря на возмущение общественности, а также извинения председателя ОП Ирины Максимовой за неподобающие слова коллеги, Эдуард Логинов остался при своем мнении и сказал, что его неправильно поняли. О том, что такое поведение характерно для политика, заявила его бывшая супруга Лариса. На протяжении пяти лет она судилась с ним за право видеться с общим сыном Ростиславом. По словам матери его ребенка, общественник Логинов «тиран, манипулятор и человек войны».
Пять лет назад я подала на развод. Обычно летом мы ездили отдыхать вместе, а в последние 2 года уезжала с сыном к маме в Новосибирск. За лето он не позвонил нам ни разу. Ребята-ветераны сбросили мне сообщение, что Эдуард отдыхает с девушкой в Коктебеле. Позвонила ему, он мне сказал, приеду — поговорим. Потом ответил, имей в виду, ребенка я отберу, он будет жить со мной. Когда вернулась в Сургут, подала на развод.
Начались побои на глазах у ребенка. Я писала заявления в полицию, потому что бил и ранее, неоднократно. С Эдуардом проводили беседу, он все отрицал. Позже состоялась психологическая экспертиза ребенка в рамках судебного процесса по опекунству, во время которой сын рассказал, как папа открывает окно в квартире на 13-м этаже и говорит маме — прыгай. В суд подавать не стала, боялась его угроз, что не увижу сына. Я обращалась в разные инстанции: писала Комаровой, президенту, детскому омбудсмену, ходила к Османкиной [на тот момент Татьяна Османкина возглавляла депобразования Сургута], она меня поддержала.
Уйти я не могла, была некая психологическая зависимость. Ну и прожили мы 15 лет. Когда выходила замуж, он был обычным охранником. Все мы поднимали и делали вместе, такая общественная семья у нас была.
Дошло до того, что дома находиться было невозможно, он заходил, а я вздрагивала. Об этом знали в детском садике. Ребенок активно рассказывал, что папа дома маму бьет, она плачет, он боится. Я просила психолога побеседовать с ребенком, чтобы успокоили. Сыну было 5 лет.
В один прекрасный день Эдуард поехал в Ханты, тогда я собрала ребенка и мы уехали. Почему я еще решила бежать? Открыла в планшете заметки Эдуарда. Он описывал, как планирует толкнуть меня под КАМАЗ, такие страшные истории. На самом деле все было на грани.
Когда меня не было, Эдуард привез в нашу квартиру свою беременную девушку. Он сказал, если ты сюда явишься, мы будем жить шведской семьей якобы.
Последние годы он говорил «я — бог». У него уже прослеживалась мания величия.
Из Сургута я вернулась к родителям в Новосибирск. Время от времени Эдуард забирал ребенка. Посадит на машину, увезет в Донецк, оттуда выкладывал фотографии в соцсетях. Я подавала в розыск, писала заявления, там тогда были активные боевые действия, а ребенку на тот момент было 5 лет.
Каждый последующий раз ребенок возвращался негативно настроенным. Начал говорить, что Новосибирск — помойка, здесь грязно. Учителя рассказывали, что на замечание он отвечал: мой папа приедет, всех вас тут уволит.
В последнее лето я уже требовала, чтобы сын вернулся и начал готовиться к школе, он должен был пойти во второй класс. Эдуард его отправил 28 августа, а 29 ребенок не стал собирать портфель. Конфликтов у нас не было, он на самом деле добрый мальчик, отходил в течение недели-двух и возвращался к нашей обычной жизни.
Вечером общий знакомый Эдуарда подъехал к нашему дому, и сын вышел к нему. Так Эдуард и забрал ребенка. Он написал заявление, якобы я ночью напилась и выгнала Ростислава. На этот счет была комиссия, где его аргументы были опровергнуты. С этого момента Ростислав больше не жил со мной. Сначала он давал мне поговорить с сыном по телефону, но разговаривать было тяжело. Я прилетала в Сургут, но ребенка либо закрывали, либо вывозили из города.
На протяжении двух лет я ребенка не видела. И полтора года не могу с ним разговаривать, телефон отключен. На суде Эдуард сказал, что будет давать поговорить с сыном по своему телефону, но для меня он заблокирован.
Судебный процесс шел на протяжении двух лет. Ростиславу было 8, а сейчас уже 10. Когда было очередное заседание судья сказал, что моя задача — видеть ребенка, в противном случае, из его опыта, что ребенок скажет на суде, так и будет.
Ребенка увидеть мне не давали. И в январе 2020 года я вышла с пикетом. Писала во все инстанции, но опять же никто на меня не обращал внимание. Мне сочувствовали, но не более.
Однажды ребенок мне позвонил и сказал: мама, давай мы с тобой секретик придумаем, никому не говори, что приедешь, а я выбегу к тебе из школы. После этого телефон опять был заблокирован.
Позже сын плачущий позвонил с телефона Эдуарда и сказал, если я напишу снова заявление, то никогда больше не увижу его. И на фоне слез сына истерично смеялся Эдуард.
Месяц назад я снова прилетела. Был теплый день, физкультура на улице, и я дождалась, когда ребенок выйдет из школы. За два года первый раз увидела своего сына, ровно 30 минут.
Он настолько напуган, по нему видно, что под психологическим давлением. Ребенок постоянно плакал, он говорил, я молюсь каждый вечер, чтобы закончились суды. На тот момент я вновь подала жалобу. Эдуард все это время говорит сыну, когда суд закончится, определится место жительства, и мама будет к тебе сюда приезжать. Ребенок верил, говорил, суд закончится, я к тебе поеду.
Плач был уставшего ребенка, не за маму или папу, а уставшего от этих взрослых проблем. Я тут же отозвала свою жалобу.
Я постоянно оправляла посылки сыну, одежду. А на новый год собрала ему подарки. Эдуард Борисович написал на меня заявление, что я отправила наркотики и взрывчатое вещество. Тем самым отказался принимать вообще посылку. Полгода ребенок от меня ничего не получал.
Эдуард — человек войны, он сам по себе такой. Я прожила с ним 15 лет, он так поступает не только в отношении меня. Он сразу мне сказал, что не ожидал развода. Когда мы вместе жили, при каждой ссоре забирал у меня ребенка, манипулируя мной. А я всегда возвращалась и шла на все уступки, он меня подавил на самом деле. Самое поразительное, что я и не ушла бы от него, сформировалась зависимость. Я слишком ушла в ребенка. Родила его в 36 лет, для меня это было состоявшееся материнство, сын стал смыслом моей жизни. Эдуард прекрасно это знал. Были такие слова: я отберу у тебя ребенка, и ты сдохнешь.
Если раньше его увольняли, отказывали ему, он не уставал мстить. Я ему постоянно говорила, ну займись уже чем-то другим. Но нет, он человек войны. В его случае эмоции не улягутся. Он никогда не даст мне ребенка.
Я не знаю, воевал ли Эдуард, всегда была в этом убеждена. Говорил, что воевал в Чечне, есть у него удостоверение. Хотя за 15 лет я не видела и не слышала ни одного сослуживца.
Опять же он мне говорил, что я тебя убью, я контуженный, мне за это ничего не будет.
Я мать, мне нужно было не только увидеть, но и почувствовать реакцию сына, чтобы понять, что делать дальше. Как в притче, мать и мачеха тянут ребенка за руки в разные стороны, мать отпустит. Тем не менее, я не перестала быть матерью.
Сейчас я обнародовала всю историю. Имея хоть какую-то надежду на общение с сыном, я бы не осмелилась. Эдуард говорил, еще одно заявление, ты его никогда не увидишь. Сегодня я его не вижу и не слышу.