Из-за санкций Россия сейчас оказалась закрытой практически от всего мира. Более того, ограничения спровоцировали сбои в поставках привычных товаров и рост цен, а в обиход россиян вернулось забытое слово «дефицит». И конечно многие стали вспоминать про времена СССР, ностальгировать по бесплатной медицине, доступности образования, стабильной работе и зарплате. Есть и другие, кто помнит плохие дороги, 20-летние очереди на жильё, огромные толпы в магазине за палкой колбасы или синюшней курицей. Но если на «большой земле» инфраструктура и бытовые условия уже были как-то налажены, то северные регионы, в том числе и ХМАО, тогда только начали массово заселяться. Советская Югра — это сплошь деревянные дома, балки, бездорожье и нерегулярное, скудное снабжение из-за сложной логистики. Вот и нашему собеседнику столица округа, когда он увидел его впервые, вспоминается, как «небольшой городишко, окруженный болотами».
Прожил в Ханты-Мансийском округе 7 лет, с 1984 года по 1991 год. Работал сначала помощником оператора сейсмостанции сейсмопартии № 7 (Мегион) Ампутинской геофизической экспедиции (Новоаганск Нижневартовского района), затем в СП-83 Обской ГЭ (Сургут) руководителем взрывных работ, начальником отряда и начальником партии. После увольнения был московским представителем Сургутского издательского центра.
В трест «Ханты-Мансийск-геофизика» получили распределение сразу 16 однокурсников, и к сентябрю 1984-го все перебрались из Перми в Ханты-Мансийск — небольшой городишко, окруженный болотами, а по весне в паводок, как оказалось, и водой.
Помню, что аэропорт был махонький — из вагончиков. По дороге в город помню вывеску про Остяко-Вогульск — прежнее название города. Каменных зданий было меньше, чем деревянных, высотки отсутствовали вообще. Трест ХМГ представлял собой «офисное» здание из кирпича, общежитие каменное, деревянный барак с кабинетами геофизиков.
В городе был относительно приличный ресторан при гостинице, ведомственные столовые, ведомственные гостиницы-деревяшки, геофизическая была также из дерева, но уютная. Трест состоял в партнерских отношениях с известной французской фирмой по производству оборудования «Шлюмберже», поэтому периодически на улицах Ханты-Мансийска появлялись и чернокожие гости. Кругом гремела популярная тогда песня Муромова «Яблоки на снегу», а в Хантах на снегу были афроевропейцы. Чем их кормила принимающая сторона, и как они жили — не видел и не знаю.
Нас, молодых советских геофизиков, размещали, как правило, в больших комнатах на 10-15 кроватей. Там мы и спали, и ели, и под гитару пели.
В магазине продавался знаменитый ханты-мансийский лещ горячего копчения, вкуснейший свежий хлеб, отличное местное бутылочное пиво, которое покупали на Речном вокзале, и томатный сок в трехлитровых банках. По сути, основное меню ужина состояло из всего этого, плюс водка — в 1984-м до талонов еще не дошло.
В конце-концов, большую часть однокурсников — со мною вместе — приписали к Ампутинской ГЭ. Посадили в Ми-8 и отправили в Новоаганск (Нижневартовский район). Там вертолет уже встречал начальник экспедиции, который с ходу ошарашил: «Вчера сгорела ваша общага, поэтому сегодня кое-как разместитесь, оформитесь, а после сразу в лес. Весной вернетесь — будет и жилье».
Впрочем, обещанное жилье появилось не весной, но года через полтора, когда в поселке возвели «Вахту-40». Говоря современным языком, быстровозводимый модульный одноэтажный жилой комплекс, подключенный к электросети, водопроводу и канализации. Выпускала их какая-то страна из соцлагеря, в комплекте шли обогреватели типа электрических масляных радиаторов, мини-холодильники (влазила свиная ляжка), мебель (шкаф, стулья, стол, кровати). Блоки были, в основном, двухместные. Из летних развлечений имелись:
Полевой сезон у геофизиков Западной Сибири — всегда зимний, ведь летом по болотам особенно не поработаешь. Поэтому с ноября начинали накатывать дорогу на площадь и по профилям. Сначала — вездеходной гусеничной техникой, потом тракторами, но было и так, что топили их и после Нового года. Чаще — доставали, иногда машина уходила на дно с концами — и бросали.
А инженерно-техническим работникам хватало своей, более интеллектуальной работы. И, кстати, встреч. То комиссия с проверкой прилетит, то соседи из какой-нибудь Томской партии завернут, то Госгортехнадзор нагрянет.
Как-то даже забрел один хантыйский охотник, оказалось, поэт — Юрий Соболевич Велла, познакомились, поговорили. Кругом тайга и снега — а мы о литературе. Рассказал мне, кстати, про Еремея Даниловича Айпина, руководившего газетой в Ханты-Мансийске, и позже Айпин опубликовал мою первую новеллу «Глухарь» и стихи Веллы рядом. Несколько лет назад Юрий умер, читал в новостях из Югры.
Отличие городской сургутской жизни от поселковой новоаганской было, естественно, разительным. Начиная с демонстраций, уже не закольцованных, а прямых, заканчивая обилием магазинов. В которых, впрочем, ничего особенного не было.
К тому времени все продовольственное отпускали по талонам, хотя ту же водку в любое время суток продавали за 25 рублей таксисты. С инженерским окладом в 180 рублей особо не разгуляться, но, во-первых, реальная получка за счет сдельной оплаты, премий и полевого довольствия выходила в разы большей, во-вторых, существовали базы ОРС (отделы рабочего снабжения), откуда продукты получали партии, экспедиции, речники, буровики и т. д. И ассортимент в ОРСах имелся достаточно разнообразный, причем как раз в середине 80-х широко распространилось то, что потом назовут бартер.
На своей базе брали, например, по разнарядке болгарские сигареты с фильтром и везли на склад к речникам, где меняли на какое-нибудь «Токайское сладкое». Или чай — на растворимый кофе. Или шифер со стройбазы — на листовое железо, из которого рыбзавод делал консервные банки. Или прокладки для трактора — на свечи от бензогенератора. В принципе, достать (выменять) даже в Сургуте можно было все.
Чего же не было в принципе — привозилось из отпусков. Многие брали отпуск не каждый год, а сразу за два-три года — с соответствующим денежным обеспечением. По крайней мере, одежду и обувь покупали либо на барахолках к западу от Урала, либо в столице, либо на Украине, с которой у Ханты-Мансийского округа всегда были тесные личные связи.
А вот с жильем в Сургуте первое время было не ахти — поскольку СП-83 появилась раньше Обской экспедиции, и обитать пришлось на базе на Барсовой горе в цилиндрическом вагончике на колесах.
Потом же в промзоне города рядом с геодезической партией № 49 во главе с легендарным Гомбергом** появилась ОГЭ, куда передали и нашу партию, что принесло и решение бытовых проблем: нам выделили апартаменты в 10-этажной общаге в микрорайоне Геологов. Из двух комнат одну оккупировал я.
Вскоре должны были сдать дом по соседству, и там мне светила квартира — как раз подошла очередь. Но затем профком решил отдать ее начальнику отряда другой партии, поскольку он оказался сиротой, и мне, молодому специалисту, предложили подождать еще. И тут начались 90-е, когда стройки вдруг встали…
После Сургута Юрий Токранов вернулся в Пермь и проживает там до сих пор. Ведёт активную социальную, общественную и творческую деятельность, возглавляет редакцию интернет-газеты «Звезда».
*Александр Ливн (1959–2003) — известный югорский художник. Проживал в посёлке Излучинск ХМАО, где основал районную школу искусств. Александр Ливн разработал собственный курс графики и литографии, его учебно-методические разработки получили одобрение в Министерстве образования.
**Гомберг Александр Иосипович. Заслуженный работник геодезии и картографии РСФСР. Активный участник поисковых работ на нефть и газ в районах Среднего Приобья. С 1965 по 1995 год — начальник геодезической партии Ханты-Мансийского геофизического треста объединения «Хантымансийскгео-физика».
Юрий Токранов
10 апреля 1986
Говорят, было в Главке собрание.
Всех созвали. И этих, и тех.
Раздавали награды и звания буровым мастерам за успех.
А когда всё кончали, прощалися,
встал мужик. Коренаст. Бородат.
И сказал он: — Я сейсмик, товарищи.
И спрошу я за наших ребят.
Не нужны нам награды и премии.
Но одно непонятно всем нам.
Что мы делаем в этой Тюмении,
если слава вся — буровикам?
Справедливости требуем, люди.
Ведь богатства и мы создаём.
А буровик — он же скважины бурит
там, где мы ему точки даём.
Закричало собрание: — Что же Вы?
Вы же — свой, Вы ж — советский, Вы ж — наш!
Но как смеете Вы и как можете
предлагать нам такой саботаж.
Эх, ребята-ребята, вот сраму-то
прямо в Главке такое сказать.
А ведь хотели дать почётную грамоту,
но и эту придётся забрать.
И исчез сейсмик тот.
А ведь прав он был.
Ведь геофизика — основа основ.
И не правда ли, братцы, не правда ли,
что для нас — ни триумфов, ни слов.
Я, конечно, собрание выдумал,
но мне фактик друзья привели.
Ведь Самотлор — его же сейсмики выдали,
а бурильщики после пришли.