За северным сиянием в российский Абердин: английские наблюдения

Британский журнал The Critic в конце января на своем сайте дал слово автору Р. Дж. Марковски (RJ Markowski), поделившемуся по горячим следам своими впечатлениями от поездки в наши полярные центры Архангельск и Мурманск. Молодое (но с опытными кадрами) СМИ позиционируется как «честная критика», противостоящая сегодняшнему «окостенению мысли и потере интеллектуальной строгости».

Материал Марковски, на наш взгляд, точно в русле данной политики, и выгодно подтверждает независимость и качественный уровень The Critic. Статья «Долгие ночи и северное сияние: путешествие в арктическую Россию» сделана жИво (у автора научная степень в области креативного письма), с большой наблюдательностью, образностью, дружелюбно — она свободна от западных штампов, и при этом обнаруживает/подсказывает любопытные/ценные точки российско-британского культурного соприкосновения (отмечены в тексте — прим. ред.)

В пределах допустимого мы перевели отдельные фрагменты материала Р. Дж. Марковски:

[Если вы знаете мрачное содержание романа-триллера Роберта Харриса «Архангел»], то поймете мое волнение от поездки туда в январе. Архангельск от Москвы в 23 часах по железной дороге — и поездка, подбадриваемая попутчиками и чашками черного чая из вагонного самовара, очень живописна. Деревья придавлены снегом, дымок из труб крошечных деревянных домиков, уже после 14 часов дня в них зажигают свет.

Большинство людей знают названия Архангельск и Мурманск, если вообще знают, из школьных уроков истории. Именно в эти два портовых города, расположенных в верхней части арктической зоны России, в самые черные дни Второй мировой войны британские конвои прорывались сквозь лед и вражеский огонь, чтобы доставить товары и оружие Сталину…

Навряд ли сейчас это традиционные места отдыха, однако, они устойчиво притягивают ядро туристов, которым слово «зима» не кажется крамольным. Север России имеет сильное обаяние: древние исчезающие культуры, хаски, оленеводы, северное сияние и снегоходы, обыденные, как скутеры. У городов тоже интересная история…

Архангельск предстает гостям привлекательным местом с длинными широкими улицами, барами и ресторанами, а также старинными деревянными домами, выкрашенными в пастельные тона. Правда, до совершенного хюгге еще далеко. Краска на этих домах зачастую выцвела и отслаивается, и, как указывает Харрис, они действительно выглядят живописно лишь в случае, если вы «закроете глаза на бетонные многоквартирные дома, возвышающиеся на заднем плане». Большинство гостей этого не делают, но находят, что подобные сопоставления — часть очарования Архангельска. На центральной площади города есть ледяные скульптуры, запряженные лошадьми экипажи, а над ними — башня брежневской эпохи, как нечто из «1984», и во всем величии огромная сердитая статуя Ленина…

На Двине вы не поймете, где заканчивается земля и начинается река. [Она] представляет собой огромное белое поле, вы можете кататься на лыжах, ездить на снегоходе или пойти по ней до конца — это крайне атмосферно. Люди как точки на чистом листе А4, противоположный берег исчезает в белом тумане. Это абсолютный арктический пейзаж, какой я могу себе вообразить: вы чувствуете, что можете пересечь его и, как капитан Отс, исчезнуть навсегда.

Хотя январским воскресным утром это также было место счастья. В 11 часов — на жестком и обессиливающем морозе — весь мир, казалось, вышел поиграть. Под звон колоколов в Успенском храме Пресвятой Богородицы, двуглавом православном храме на берегу реки, люди вывели собак порезвиться на воскресную, словно пляжную, прогулку по твердой, как скала, Двине. На надувных резиновых кольцах катались дети, а снегоходы тащили за собой лодки с седоками. Лыжники бежали по набережной и через реку, одного тянул за собой парашют. Местные власти сделали гигантскую горку целиком из ледяных блоков. Никто не выглядел подавленным от холода. Люди на самом деле смотрелись так же, как лондонцы, когда выходит солнце.

«Мы должны здесь наслаждаться зимой, — сказал мне один мужчина, — у нас есть минимум шесть месяцев».

Я понимаю этот хороший юмор, впрочем, каждый решивший приехать в Архангельск зимой, уже, вероятно, настроен на этот сезон. У города есть что-то пьянящее в его сухой зябкости и холодных тонах. Архангельск — это не черный цвет долгой ночи или белый цвет моря, но — с его бесконечными сумерками, охлаждающими пир деликатесной меланхолии — самое синее место из всех, где я бывал. Даже брутальнейшие элементы города — жилые блоки хрущевской эры, напористые ледоколы — выглядят в таком свете располагающе. Я понимаю, почему в Архангельске столько отелей держится на плаву. Это идеальное место для городского туризма.

Чего нельзя сказать о Мурманске, его северном двойнике… Большинство направляющихся туда людей едут мимо, используя город как базу для посещения Териберки … и погони (ловли?) северного сияния. Есть также «саамские деревни», которые стоит посетить … Туристических объектов в стандартном понимании в самом городе не много. «Сделать» Мурманск — значит посетить «Алешу», 35-метровую, смотрящую на залив, статую советского солдата (вторая по высоте статуя в стране после России-матери в Волгограде), также ледокол «Ленин», первый в мире надводный корабль с ядерной установкой (сейчас музей, но закрыт: Covid). Обе достопримечательности, как и сам Мурманск, суровы, воинственны и слегка тревожны.

Мурманск заметно влажнее и холоднее, чем Архангельск. Это окруженный холмами с редким лесом город в большей степени индустриальный, полный механических кранов. Если не считать морских мотивов — лодок и рыбок на вывесках магазинов и рождественских огней — его центр может соответствовать любому подуставшему российскому городу. Те же бетонные хорроры, послевоенные кварталы пастельных тонов и массивные сталинские постройки в неоклассическом стиле с названиями вроде «Детский дворец творчества» или «Дом культуры железнодорожников». Через город проходят улицы Карла Маркса и Ленина, а районы до сих пор носят советские названия… «Он также кажется сравнительно пустым. Население сократилось более чем на треть с момента окончания холодной войны… Другое дело — чувство изоляции. Мурманск, в отличие от городов внутренней России, ощущается конечной точкой: это быть может российский Абердин…

Именно мурманские доки и железнодорожные линии — захватывают воображение. На горизонте здесь больше промышленных кранов, чем я когда-либо видел. Вдалеке — под звуки литейного стука и грохота, которые, казалось, доносились из центра земли, — краны вращались, опускались и склонялись, кивая друг другу, грудились скопищем гигантских богомолов. Это декорация к Герберту Уэллсу, его кошмарному видению будущего, когда люди и животные скрылись в свои норы, а землей правят супер-машины. И это Мурманск. Да, краны приукрасили: цепочки розовых и зеленых неоновых огней на каждом — но это лишь усиливало анимистское ощущение какого-то странного нового существа, механического динозавра…

Мурманск старается вовсю — нескончаемая рождественская иллюминация, ярмарка с аттракционами и даже лыжный курорт на окраине. И все же, если Архангельск казался местом отдыха, Мурманск, похоже, всегда настроен получить максимум из возможного. Неоновый термометр оживляет городской горизонт в темноте. Но днем видно, что он прикреплен к одной из красно-белых труб, постоянно извергающих серые клубы дыма. По крайней мере, думается вам, мурманчане — пока они не мигрировали — стоЯт друг за друга. За 20 лет путешествий по России я не встречал более дружелюбных и отзывчивых людей. Возможно, это результат жизни в таких экстремальных условиях. Люди поддержку и предлагают, и запрашивают обратно.